« НазадПостижение единства мгновенного и вечного в творчестве В. Соколова 02.08.2017 00:00
Замечали ли Вы когда-нибудь, как быстро мчится время, как медленно оно течёт? Наше психологическое ощущение времени, действительно, совершенно не связано с математической точностью движения часовой стрелки. Архиепископ Иоанн (Шаховский) Сан-Францисский говорил, что наша принадлежность не ко времени, а к вечности видна из того, что наше сознание времени постоянно изменяется: расширяется или суживается. «Время иногда летит, как Ангел по небу; иногда, как демон, падает в бездну; иногда оно ползёт, как расслабленный, или лежит у купели, не видя ни Господа, ни даже человека, который ввёл бы его в Жизнь» [1]. И вот в один из дней человек вдруг отчётливо и пронзительно понимает, что жизнь уходит, и времени, отпущенного ему, остаётся всё меньше и меньше.… А он ничего не успел сделать, тратил его понапрасну, на что попало. Видимо, так приходит осознанье чего-то важного, неизбежного. Чего же? Может быть, того, что мы принадлежим не ко времени, а к вечности? Именно над этим, как мне кажется, размышляет в своих лучших стихах замечательный русский поэт Владимир Соколов. Вот стихотворение поэта «У меня осталось только божье время…» У меня осталось только божье время, Своего – на что попало – нет. Я люблю тебя несказанное бремя Прожитых и некончающихся лет.
Сколько улиц исчезает, сколько страсти – У оттаявшего в памяти следа… Если б знала ты, какое это счастье – Невозможность, невозвратность, никогда!
Какие странные, противоречивые, пронзительные строки. На мой взгляд, В. Соколов очень точно выражает сущность времени. Но самое главное, он примиряет читателя с этим ускользающим временем, и нам открывается другая сторона человеческой жизни: не только преодоление времени, с его изменчивостью, неустойчивостью и томлением духа, а и полнота духовного бытия. Что же это за «божье время», о котором говорит в стихотворении поэт? Скорее всего, это время – подводить итоги, держать свой ответ перед вечностью. Лирический герой стихотворения достойно несёт по жизни свой крест («несказанное бремя / Прожитых и некончающихся лет»). Когда человек исследует серьёзно свою жизнь, он отбрасывает как ненужный хлам всё, что мешает вечности. Перед её лицом многое оказывается «чем попало». Некогда волновавшие человека, казавшиеся важными чувства, мысли, поступки, интересы оказываются лишь «страстями», которые исчезают бесследно. Всё пустое, на что было потрачено время в молодости, проходит, и приходит понимание жизни как осуществления Божия замысла о себе. И в то же время, - говорит поэт, - ценен каждый миг жизни (как у Пушкина: «И горько слёзы лью, но строк печальных не смываю…»). И эта «невозможность, невозвратность» ограниченного психо-материального пространства и попытка восстановления целостности духа для лирического героя стихотворения оказывается счастьем. Адольф Урбан, советский литературовед, писал о том, что В. Соколов искал глубины, а не внешнего блеска. Пытался найти «некую универсальную связь, единый образ бытия, который бы охватывал и жизнь людей, и природу, и мир поэта…». Стихотворение «Пластинка должна быть хрипящей…» тематически близко предыдущему стихотворению. Пластинка должна быть хрипящей, Заигранной… Должен быть сад, В акациях так шелестящий, Как лет восемнадцать назад.
Должны быть большие сирени -
И чья-то настольная книга Должна трепетать на земле, Как будто в предчувствии мига, Что всё это канет во мгле. Заигранная, хрипящая пластинка, шелестящий в акациях сад, трепещущая настольная книга – все образы словно вступают в какую-то таинственную взаимосвязь, образуя единую композиционно цельную картину. В старом доме в сумерки открыто окно в сад. В саду свежо, шелестят от набегающего ветра цветущие акации, из соседней комнаты слышны звуки довоенного патефона, заряженного тугой пружиной. Скрипящая игла хрипло выводит давно забытую мелодию: «Скажите, почему?», и на столе - раскрытая книга, которую листает усиливающийся ветер. Всё стихотворение наполнено светлой грустью. Это печаль об исчезающей, уходящей красоте, полной мысли, вдохновения и чувства. Это и благоговейное благодарение за всё, что было, и за то, что отсвет этой завораживающей красоты всё-таки ещё остаётся с нами в музыке, в памяти, в природе, в поэзии, в душе… «Я не знаю ни одного из современных лириков, кто свободнее и органичнее Соколова обращался бы с категорией времени», - писал о В. Соколове Л. Лавлинский в статье «Покуда этот мир ещё не пуст» [2]. А вот другое стихотворение поэта: Я не хочу объяснять То, что и мне непонятно… Можно ли так притеснять Эти небесные пятна?
Чистые по куполам Съехали, пали на землю. Небо с землёй пополам, Я вас люблю и приемлю…
Как он бушует и спорит, Как он беззвучно поёт, Солнцем пронизанный дворик В каменной раме ворот.
В строках стихотворения открывается нам та же полнота жизни лирического героя стихотворения: суетная повседневность и жизнь с Богом, открывается и сам поэт, его внутренняя жизнь души, ценности которой не только на земле, но и на небе. В стихотворении слышатся и отголоски молитвенных бдений богослужений, когда на утрени, перед великим славословием священник возглашает: «Слава тебе, показавшему нам свет». Очевидно, что конкретно-реалистическая зарисовка «дворика» - это пространство мира лирического героя стихотворения, соединяющее вечное и временное, небесное и земное. Поэт осознаёт, что жизнь человека на земле нелегка. Частью своего существа ему надо быть в этом мире, исполнить всё, что ему предназначено. Но последней глубиной духа ему надо дышать уже горним воздухом вечности. Туда, в эту чистую высь бытия, он уходит, исполнив своё предназначение. «Эти небесные пятна» - свет иного, высшего мира. «Дворик» «беззвучно поёт», но изнутри весь не проникается солнцем, потому что «каменная рама ворот» теснит солнечный свет, и оттого двор «бушует и спорит». Спорят два плана бытия, в котором из них – цель и смысл жизни? Поток времени («на улице, в метро») и вечности («В монастырях с огромными глазами») мы чувствуем и в стихотворении «Посещение». Я ждал тебя на улице, в метро, В монастырях с огромными глазами. Я ждал, на медь меняя серебро, У телефонных будок. Ждал часами (И между часовыми поясами), Как в юности, когда не знаем сами, Куда звонить, где зло, а где добро.
В минуту давнюю, не дорогую, Глаза случайным блеском ослепя, Я ждал тебя, когда я ждал другую, Возможно, где-то около тебя.
А ты в порывах ветра и сирени С другим стояла, выйдя на крыльцо, И, может быть, всё медлила в смятенье И молча думала: не то лицо.
Олицетворение «В монастырях с огромными глазами» - читается как с бездонными глазами, ибо здесь подразумевается вечность, как с удивлёнными глазами, ибо духовное непохоже на общепринятое. Встреча с настоящим осмысляется В. Соколовым через однодневную суету и через категорию вечности. Композиционное единство стихотворения поддерживает мотив ожидания этой встречи, выраженный анафорическими повторениями « Я ждал тебя», «я ждал». Но встрече с истинным часто мешает обыденное, будничное, случайное. В отдаленности от истины человек часто разменивает себя на грошовые мелочи «на медь, меняя серебро», принимая за значимое видимые, но на самом деле лишь внешние приметы успеха, например, для писателя - престижные и долгожданные поездки за границу («между часовыми поясами»), премии, награды, публикации.… В ложной погоне за престижными, но мнимыми ценностями жизни часто теряются критерии добра и зла. И если «…в юности, когда не знаем сами, / Куда звонить, где зло, а где добро», это допустимо, потому что поправимо, то в зрелости этого уже не наверстать, так как, «глаза случайным блеском ослепя», можно проглядеть не только любовь, единственную, неповторимую, но и свою судьбу. За ней, любовью, не надо было мчаться «в метро», находиться «между часовыми поясами», она была всё время где-то рядом: на крылечке дома, где цветёт сирень. «А ты в порывах ветра и сирени / С другим стояла» - пишет автор стихотворения, и нам понятно, что выражение «порыв ветра и сирени» осмысляется как дерзновение, безрассудность (в хорошем смысле этих слов), которых, увы, лишён лирический герой, блуждающий по жизни «где-то около»... Результат прожитых лет персонажа печален: и единственную проглядел, и своё истинное предназначение не реализовал. В последних строках «…всё медлила в смятенье / И молча думала: не то лицо» - речь идёт, конечно, не только о женщине, которую не отыскал, а значит, невольно разочаровал. Это как бы горький итог несовершившемуся: «не то лицо»… Читая стихотворение, мы понимаем, что в погоне за сиюминутным, скорее всего, нельзя состояться ни как человек, отвечающий за свои поступки и дела; ни как мужчина, отвечающий за единственную, тебе предназначенную (а стало быть, и за свой род); ни как поэт, отвечающий за своё творчество и народ перед лицом вечности. В. Соколов предостерегает читателя: не прогляди в ежедневной суете истинное, вечное. Найди свой путь, своё лицо, то, что предназначено тебе в этом мире. Ищи настоящее. «Смерть, мысль о ней, память о ней – как бы единственное, что придаёт жизни высший смысл, - говорил митрополит Антоний Сурожский. – Жить в уровень требований смерти означает жить так, чтобы смерть могла прийти в любой момент и встретить нас на гребне волны, а не на её спаде…» [3]. Удивительным образом строки стихотворения поэта «Вот и нет меня на свете» перекликаются с этими мыслями Владыки Антония. Вот и нет меня на свете. В мире тишина. Всё в свои поймала сети Белая луна.
Сад поймала, лес поймала, Поле и жнивьё. Озарила, осияла Кладбище моё.
А на самом–то на деле Всё в заре, в цвету, Я себя сквозь все недели Гордого веду.
Не уйду, ступив со света, Не оставлю дня, Но – пока зависеть это Будет от меня.
Композиционно содержание стихотворения делится на две части: ночь, небытие, вечность («Вот и нет меня на свете») – 1-ая и 2-ая строфы, и день, жизнь, время («Я себя сквозь все недели / Гордого веду») – 3-я и 4-я строфы. Мы видим, что поэт использует приём контраста. Свет в стихотворении присутствует в обеих частях: лунный свет, который осиял кладбище («Белая луна»), и дневной свет, свет от зари («Всё в заре, в цвету»). «Белая луна» выступает в данном стихотворении, скорее всего, символом другого нездешнего мира. Лирический герой как бы берёт точку отсчёта от вечности и мысленно оценивает прожитый путь. И убеждается: Я себя сквозь все недели Гордого веду. С содержанием этого стихотворения перекликаются другие строки В. Соколова, которые он написал в 1957 году, когда ему было всего двадцать девять лет: Ничего, что вымокла дорога, Что друзья забыли обо мне, Что луна задумчиво и строго На меня глядит, застыв в окне. Это правда. В рощах листья тают, Сыплет дождь на поздние стога. День уже заметно убывает. Каждая минута дорога.
Вся жизнь, казалось бы, впереди. Но у поэта иное ощущение времени: «листья тают», «убывает день», «Каждая минута дорога». И снова поэт использует приём олицетворения: «луна задумчиво и строго / На меня глядит». Но уже не поэт оценивает свой путь, как в предыдущем стихотворении, а сама вечность, и лирический герой стихотворения понимает свою ответственность перед ней. «Поэзия Соколова, - писал литературный критик Вл. Славецкий, - это поэзия напряженного всматривания, пристального, сосредоточенного внимания, которое открывает ему многое («Все открыто пристальному взору»). Явный и скрытый драматизм его поэзии в том и состоит, что он остро воспринимает подвижность, динамизм, вечное состояние переходности. Отсюда ниточка внутренней поэтической логики ведет нас к образу времени. Отношения поэта со временем сложны, не случайно в одном из стихотворений он пишет: «С временем встретиться непростоватым, / Надо услышать его и понять». Нередко поэту удается и услышать, и понять, ощутить нерасторжимую сцепленность временных измерений, когда грядущее постоянно оглядывается в минувшее, и не только настоящее, но и прошлое что-то делает для будущего («как будущее за спиною», «Все уходящее уходит в будущее»). В его стихах дается сложное и глубокое понимание единства «недолговечности» и «постоянства». Расцвела сирень — скоро снег... Расцвела сирень — не навек. ……………………………………. Исхлестав лицо, как вода. Расцвела сирень навсегда. В этих строках В. Соколова сфокусированы думы и переживания, так или иначе присутствовавшие почти во всех стихах поэта: все в мире меняется, в то же время ничто не проходит бесследно. Причем это неизменное, непреходящее отнюдь не всегда материально: после цветения сирени наступит осень, потом зима, но в душевном опыте человека что-то останется навсегда. Такое открытие, которое каждый человек должен сделать для себя заново, дало поэту возможность подняться над чувством страха перед уходящим временем, неизбежностью смерти («а мне не жалко времени, / уйдет, а я останусь»). Если быть более точным, то В.Соколов неизменно стремится к постижению единства мгновенного и вечного»[4]. «В каждом уловленном часе или мгновении, - напишет в 1987 году поэт, - должна быть частица вечности. Только тогда ты будешь современником и для будущих незнаемых поколений» [5]. Абсолютно прав был С.В. Тарасенко, назвавший В. Соколова «пристальным поэтом», потому что «за кажущимся немногословием его стихов стоит целостная концепция мира, охватывающая явления в сложнейших взаимосвязях, ассоциациях, порой настолько неожиданных и уникальных, что становится понятно: открыть их мог только художник» [6]. Примечания.
|
Персональный сайт
"Делайте своё..."
