"Меня ты не любишь..." Размышления над стихотворением "Орфей" Е. Шварц.  16.09.2015 08:35

Людей, которые берутся за стихи из-за необходимости высказать что-то мучительно невыразимое, не так уж много. Одна из них – питерская поэтесса Елена Шварц. В мировой литературе существует немало замечательных стихотворений об Орфее и Эвридике, но самое большое потрясение я испытала  вот от этого: 

На пути обратном

Стало страшно —
Сзади хрипело, свистело,
Хрюкало, кашляло.
Эвридика: — По сторонам не смотри, не смей,
Край — дикий.
Орфей: — Не узнаю в этом шипе голос своей
Эвридики.
Эвридика: — Знай, что пока я из тьмы не вышла, —
Хуже дракона.
Прежней я стану, когда увижу
Синь небосклона.
Прежней я стану — когда задышит
Грудь — с непривычки больно.
Кажется, близко, кажется, слышно —
Ветер и море.
Голос был задышливый, дикий,
Шелестела в воздухе борода.
Орфей: — Жутко мне — вдруг на тебя,
Эвридика,
К звездам выведу, а…
Он взял — обернулся, сомненьем томим —
Змеища с мольбою в глазах,
С бревно толщиною, спешила за ним,
И он отскочил, объял его страх.
Из мерзкого брюха
Тянулись родимые тонкие руки
Со шрамом родимым — к нему.
Он робко ногтей розоватых коснулся.
— Нет, сердце твое не узнало, 
Меня ты не любишь, —
С улыбкою горькой змея прошептала.
Не надо! не надо! —
И с дымом растаяла в сумерках ада.

Главный персонаж стихотворения Е. Шварц «Орфей» – герой античного мира – не только участник походов за золотым руном, но и  один из тех, кто помогал возрождению Греции, отстаивая религию чистоты, красоты, аскетизма, высокой этики и морали, являясь противовесом культа низменных и грубых проявлений силы Вакха.

Эвридика в мифологии – жена и возлюбленная Орфея, вдохновительница его музы, ради спасения которой он оказывается на самом дне Аида. Великая любовь (по мифу) соединяет их только на небе.

В стихотворении «Орфей» Елены Шварц – нет предыстории. Здесь показана попытка момента прорыва души к свету, и главным героем является тот, чьё имя в переводе  означает «лечащий светом».

 Начинается стихотворение с конкретного момента восхождения героя из ада к небу. Движимый восторгом своего чувства, усиленного глубокой печалью, после потери Эвридики Орфей, как на крыльях, не поддаваясь ни на минуту слабости страха, летит спасать возлюбленную и добивается успеха.

В стихотворении Е. Шварц с первых строк показана минута искушения героя в момент, когда нет песен, волшебных звуков его лиры, восхищённых взоров и восторгов окружающих (людей ли, деревьев, жителей ли подземного Аида и т. д.). Нет привычной гармонии звуков, есть какафония непривычного мира тьмы: «Сзади хрипело, свистело, / Хрюкало, кашляло».  Герой наедине только со своей душой. Как поддержка – голос любимой: «Прежней я стану, когда увижу / Синь небосклона… Кажется близко, кажется слышно / – Ветер и море». Это момент и её острого желания Преображения: ещё копошится скопище тьмы чудовищ в ней, но как сильна тяга Эвридики к свету. Сама сила этой тяги – залог высокой души, тяготеющей к горнему. Этот прорыв, эта попытка преображения невозможны без соработничества, без подвижничества другого. «Подвиг» ведь от слова «сподвигнуться», он уже не на уровне душевного, он измеряется категорией духовного.

Герой не различает, не слышит слов, сам голос надежды возлюбленной. Он воспринимает не столько сам голос, сколько его звук: «шип», «задышливый, дикий» в этом диком краю («Край – дикий»).  Рассудок подсказывает: не оборачивайся, не смей! Самого главного глазами не увидишь: «зорко одно лишь сердце».

А вот сердцем-то, душой не расслышал, не почувствовал. А вдруг не она? Стало быть, все усилия напрасны: «Жутко мне – вдруг не тебя, Эвридика,  /  К звёздам выведу, а…».

Непреодоление собственного «эго» оказалось губительным для счастья. Сопротивление страху, преодоление «эго» являлось сверзадачей героя, и эта сверхзадача оказалась неразрешимой.  Получается: не ради самой Эвридики, а ради себя самого, ради достижения полноты земного счастья (без любимой рай – не рай: и песни не так полнозвучны, в её же глазах – отражение его славы). Ведь красота Эвридики его, как певца, так вдохновляла! И невольно оказывается, что путь к звёздам для Орфея – путь собственного звёздного упоения!

В глаголе  «обернуться»  присутствует ассоциация с неким оборотнем: «змеища-то»  - не возлюбленная, лукавая змея – в нём, в его неумении от усилий душевных подняться до уровня духовного. Полноты подвига самопожертвования нет. А без этого самоотречения нет полного спасения ни себя, ни другого. Это очень тонко и глубоко, чисто по-христиански почувствовала женщина-поэт Елена Шварц (независимо от своего вероисповедания).

Лирический герой Е.Шварц не сумел разглядеть ни мольбы в глазах любимой, ни «родимые тонкие руки», потому что самого главного глазами не увидишь. Он не похож на героиню русской народной сказки «Аленький цветочек» Настеньку, которая сердцем, душой почувствовала любимого, и преображение произошло.

«Нет, сердце твоё не узнало», – говорит Эвридика. Оно и не могло узнать, потому что истинной любви у героя и не было. Была страсть, влюблённость, была пылкая упоённость собой, своим успехом, был даже героический порыв во имя другого. Но он не стал истинным подвигом спасения. Своё собственное «эго» герой преодолеть не смог. Высота героического поступка Орфея оказалась в несоответствии с духовным устроением самого героя поступка.

И вот тут незримо выявляется главная причина несовершения полноты подвига: гордыня главного героя. Потому что чаще всего гордый человек стремится скрыть от самого себя нечто мучительное в своей натуре, в жизни через побег, как у Орфея, от действительности в мир опьяняющих грёз, выдумки через чарующие песни, музыку приятного самообмана.

Орфей – эмоциональный, мужественный человек, но он не в состоянии  раскрыть в себе самом своего истинного внутреннего человека, довести его до совершенства – отсюда горькая потеря: «несущий  свет» перестаёт быть источником света.  Необходимы огромные усилия души, чтобы дотянуться до  Неба.

Любовь его оказывается бесцельной, безнадёжной, она – для себя, тогда как настоящая любовь «не требует своего».

Деятельность Орфея, представляется нам  безблагодатной, несмотря на то, что он дарит миру и людям красоту.  Ведь на окружающих людей он смотрит только как на пищу, поддерживающую его душевные силы.

Честолюбие Орфея, желание возбуждать к себе чувство восхищения, любви, подчинять своей воле то, что тебя окружает, -  вот первый признак гордыни. И это чувство любви для себя уводит  от Истины. Ибо в этой любви – желание получать, а не отдавать. 

В стихотворении Елены Шварц показан тот момент жизни Орфея, когда требуются не душевные, а духовные силы. Высота подвига определяется жертвенностью, когда на первом месте – не собственное «я», а другой человек.  Этой высоты Орфей не достиг, потому что и в любви, как и в жизни, он ищет только своего. И это сразу поняла Эвридика: «Меня ты не любишь…».

Момент растерянности героя – следствие раздвоения личности, которая, увы, оказалась способна различать лишь внешнее: «мерзкое брюхо», «змеищу… с бревно толщиною». 

«Родимые тонкие руки /  Со шрамом родимым» можно увидеть лишь внутренним духовным оком. У него же только глаза, т. е. всё то, что называется плотью. И эта плоть не смогла подняться выше духа.

В стихотворении Е. Шварц животный страх Орфея –это предательство  любви, надежды, верности и спасения.

Критический момент в жизни героя, ситуация выбора подчёркивает ощущение его неполноценности:  внутри его пустота, ему не на что опереться в самом себе, как и многим  творческим,  и не только, людям нашего времени. 

Поэты и художники, музыканты порой испытывают высокое эстетическое наслаждение, но это только душевное чувство, оно не способно переродить душу.

В своем стихотворении «Пророк» жизнь до духовного возрождения Пушкин называет «мрачной пустыней»: "Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился...".

В стихотворении, на наш взгляд, отражён канун своеобразного кризиса творческой интеллигенции, пытающейся искать свет вне Бога. Ведь Орфей, лечащий светом, как и многие наши современники, этим светом считал не Бога, а себя.

Разумеется, христианизация древнегреческого мифа покажется многим насилием над ним. Исчезает трагедия. Аллюзии на современность, на первый взгляд, снижают то, что вечно и сакрально. Но речь в данной статье идёт именно о стихотворении Елены Шварц, а  не о древнегреческом мифе.

 Это стихотворение поэтессы, умеющей сопрягать, соединять самые различные эпохи и современность под знаком Вечности,   о нас и для нас. Незнание Бога, самоупоение (это грех Орфея), а стало быть,   и гордыня, рождает часто неосознанность слабости своей натуры – глубоко укоренённую греховность.

В силу чисто женской психологии Елене Шварц удалось почувствовать это. И это прочувствование совпадает с основными моментами святоотеческого наследия.