Главная \ Статьи \ «Как воздух для человека дышащего…» (О чувстве родины в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон»).

« Назад

«Как воздух для человека дышащего…» (О чувстве родины в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон»).  15.10.2017 00:00

«Я до чёртиков люблю Дон, весь это старый, веками складывавшийся уклад казачьей жизни. Люблю казаков своих, казачек – всё люблю! От запаха степного полынка мне хочется плакать…  И вот ещё, когда цветёт подсолнух и над Доном пахнет смоченными дождём виноградниками, - так глубоко и больно люблю… [1, с. 387]

В каждой строчке этого монолога – благословение родной земле, благоговение перед Отечеством, чувство горячей сыновней любви к нему. Этот ярчайший монолог любви к малой родине принадлежит одному из героев романа М.А. Шолохова «Тихий Дон». В этой поэтической миниатюре в прозе на наших глазах из сочетания звуковых и  корневых повторов «веками складывавшийся уклад» (выделено   мной – С.Т.) рождается мир, в котором присутствуют жизненные ценности человека:  согласие,  от века существующий порядок. А ещё  -  лад в семье и ладанка с горстью родимой земли…    Любовь лады, «вызревшая в золотом цветении», и бесконечно родные смугло-розовые ладошки дочки...  Ладушки, пропетые молодой женой своему первенцу в люльке, которая скрипит «немазаной арбой», и большие чёрные  ладони рук отца, обнимавшие детишек... И всё это было, несомненно, ценностью, кладом для подъесаула Атарщикова, героев романа и автора «Тихого Дона». Анафорические повторы «люблю Дон», «люблю казаков…», «всё люблю»,  «так глубоко и больно люблю» усилены обобщающим словом всё и затем  почти  осязаемым чувством   «глубоко и больно».  Оксюморонный характер сочетаний «от запаха степного полынка мне хочется плакать» и «больно люблю» почти не заметен, но изображённое писателем чувство любви персонажа к родному укладу казачьей жизни сразу обретает невыразимую остроту, объём и глубину. В этих строках - неразрывность шолоховского героя с родной землёй, осознание её единственности и неповторимости, незаменимости ничем на свете, неизъяснимая радость любования и святое чувство поклонения ей. 

Шолоховед Дворяшин в статье «М. Шолохов в защите национальных ценностей» пишет: «Навряд ли кто более страстно выразил любовь к родной земле во всей литературе 20 века, чем Шолохов. …по глубине впечатления, по силе воздействия, по задушевности, с которыми это чувство запечатлено в образах, эпос Шолохова не знает равных». [2, с. 69]

Общеизвестно, что смыслом существования основополагающих героев романа «Тихий Дон» Шолохова были исконные ценности русского человека: любовь к родной земле, стойкость и мужество, чувство  воинского долга, способность жертвовать собой ради общего дела, защита близких и Отечества.

Эти чувства остаются сильнейшими душевными переживаниями персонажей на протяжении всего повествования и воздействуют на то глубинное, родное, на что не может не отозваться душа русского человека.

Обратимся к тем страницам романа-эпопеи, которые раскрывают нам эти исконные ценности в персонажах шолоховской эпопеи,  чтобы прикоснуться ещё раз к проникновенному чувству родины, осознать её красоту и величие, поклониться её светлому лику, в душевной этой радости осознать себя вместе с героями романа «Тихий Дон» детьми своего Отечества.

Вот эпизод приезда Григория Мелехова с фоминской бандой на пустой, безлюдный хутор (кн. 4, ч.8, гл. XVI): «Жарко калило землю солнце. Пахло на проулке пресным запахом пыли, лебедой и конским потом. В левадах, на высоких вербах, усеянных лохматыми гнездами, кричали грачи. Степная речушка, вскормленная где-то в вершине лога ключами родниковой воды, медлительно текла по хутору, деля его на две части. С обеих сторон к ней сползали просторные казачьи дворы, все в густой заросли садов, с вишнями, заслонившими окна куреней, с разлапистыми яблонями, простиравшими к солнцу зеленую листву и молодую завязь плодов.

Затуманившимися глазами смотрел Григорий на поросший кучерявым подорожником двор, на крытую соломой хату с желтыми ставнями, на высокий колодезный журавль... [3, с. 653]

Подобно Некрасову писатель насыщает свои пейзажные зарисовки приметами деревенского быта. Эти приметы и бытовые детали служат художественным приёмом раскрытия душевной драмы героя романа, вспомнившего и свой обезлюдевший, разорённый хутор, возвращением в который он живёт и дышит.

Не раз в романе-эпопее Григорий Мелехов будет возвращаться домой, и каждый раз его будет встречать родной хутор, «… старый мелеховский курень, темные купы яблонь, колодезный журавль под Большой Медведицей…».[3, с. 654].

Вот описание приезда Григория  домой после ранения в бою под Глубокой (кн. 2, ч.5, гл. XIII): «На другой день перед вечером подъехали к хутору. Григорий с бугра кинул взгляд за Дон: вон Бабьи ендовы, опушенные собольим мехом камыша; вон сухой тополь, а переезд через Дон уже не тут, где был раньше. Хутор, знакомые квадраты кварталов, церковь, площадь… Кровь кинулась Григорию в голову, когда напал глазами на свой курень. Воспоминания наводнили его. С база – поднятый колодезный журавль словно кликал, вытянув вверх серую вербовую руку». …».[1, с. 502].

Образ колодезного журавля с «серой вербовой рукой», обращённой к небу,  вызывает ассоциации с художественными образами христианско-церковной культуры и фольклора:  и с ветками вербы, и с Вербным воскресеньем накануне Лазаревой субботы, и с воскресением Лазаря, и с «живой водой», способной оживлять мёртвое тело. С древних пор на Руси считалось, что ветки вербы дают здоровье, жизненную силу, плодородие, а молодая, особенно освященная в Вербное воскресенье, верба защищает дом от стихийных бедствий: грома, грозы и бури.

Суть и значение этого образа дополняется и раскрывается в полном своём объёме в эпизоде ухода красных из хутора Татарского: «Так мила сердцу Натальи была установившаяся после орудийного гула тишина, что она, не шевелясь, с жадностью вслушивалась и в бесхитростные песни жаворонков, и в скрип колодезного журавля, и в шелест напитанного полынной горечью ветра». [3, с. 336]

Родное подворье - баз с колодезным журавлём, данное Шолоховым в вертикальном ракурсе изображения («колодезный журавль под большой Медведицей») предстаёт у Шолохова как единственное место в мире, к которому не только стремятся сами герои, но и где они необходимы («колодезный журавль словно кликал, вытянув вверх серую вербовую руку»), становится символом прочности земного бытия, надёжного крова, где герои черпают жизненную силу и воскресают духом; символом родины, мира и желанной тишины.

Пейзажи, знакомые до сердечной тоски и боли места (Бабьи Ендовы, Девичьи поляны, Алешкин перелесок), которые видит Григорий, возвращаясь домой, напоминают нам картины русских художников, в  которых создан обобщенно-эпический образ родной природы. В них чудесным образом запечатлена душа России. Шолохов, как истинный поэт и народный художник, отбирает немногие реальные приметы русского пейзажа, пробуждающие в читателе генетическую память: степная речка, заросшая камышом; хутор с  крытыми  соломой домишками,  колодезный журавль, высокие вербы, усеянные кричащими грачами; белеющая вдали церквушка,  несжатая полоса крестьянского надела, -  и вот уже не только ширь, но и глубина картины схвачена, и открыт простор воображению. Любопытно, что одна из картин  русского художника А. Васнецова с крестьянскими домишками, колодезным журавлем и колокольней вдали так и называется: «Родина».

Примечательно, что, увидев родной пейзаж, герои так и воспримут его:

- Не щипет глаза? – улыбнулся Пантелей Прокофьевич, оглядываясь, и Григорий, не лукавя и не кривя душой, сознался:

- Щипет… да ишо как!..

- Что значит - родина! – удовлетворенно вздохнул Пантелей Прокофьевич». [1, с. 502]

«Русская идея не в мифологии, не в знании, не в сюжете и мысли. Её жизнь в мифопоэтике, в чувстве, во «врождённых идеях», которые помогают ей помнить о её врождённом родстве с землёй», - пишет В. Феллер. [5, http: // pseudology.org › chtivo/FellerVV/07. htm]

Это русское чувство присутствует в каждой строчке шолоховского текста,  в каждом из лучших шолоховских персонажах.

Превыше всего ценит Шолохов в своих героях их привязанность к родной земле. «Кладовая сердца безмерна, в неё поместится всё, из чего, по кровинке, по живой клеточке, вызревает самое нетленное, а потому и самое драгоценное чувство, которое люди нарекли любовью, любовью к родине. Что касается родной земли, - писал М.Алексеев, -  то трудно сказать, чего за неё больше пролил наш народ – пота ли своего, крови ли. Скажем только, что того и другого было пролито так много, что сравнение с морем и даже океаном не представляется гиперболой. Потому-то и дорога она нам до спазм в горле». [6, с. 222]

Это высказывание писателя в полной мере можно отнести  к шолоховским героям.

Вот перед нашими глазами разворачивается картина возвращения домой из отступа Пантелея Прокофьевича Мелехова (кн.4, ч.7, гл. IV): «На пристани встретили одного исхудавшего Пантелея Прокофьевича. Старик прежде всего справился, целы ли быки, имущество, хлеб, всплакнул, обнимая внучат. А когда, спеша и прихрамывая, вошёл на родное подворье – побледнел, упал на колени, широко перекрестился и, поклонившись на восток, долго не поднимал от горячей выжженной земли свою седую голову». [3, с. 336]

В этих строках Шолохову удалось с потрясающей живописной силой (вошёл – побледнел – упал) передать  переживания персонажа, вернувшегося домой. В этом душевном порыве героя, оказавшегося, наконец, на родном подворье, в его действиях, движениях, окрашенных этим порывом, чувствуется какая-то удивительная безграничность и безмерность чувства.

Вот описание внутреннего состояния Пантелея  Прокофьевича Мелехова при виде австрийцев на родной земле: увидев из окна аванпосты баварской конницы, он «страдальчески избочив бровь, глядел… как копыта немецких коней  победно, с переплясом попирают казачью землю, и долго после понуро горбатился, сопел, повернувшись к окну широкой спиной». [3, с. 11]

Слова победно (выражая торжество), перепляс (соревнование танцоров) и попирают (попирать - унижать, поругать, презирать, ненавидеть, уничижать) аккумулируют  описание баварской конницы  и превращают его в надругательство врагов над родной землёй, которую персонажи из народной среды так горячо, пламенно и  трепетно любят. 

Повторы на фонемном уровне «копыта… победно, с переплясом попирают» несут определённую художественную функцию: сближают звукопись со звуками реального мира и воссоздают физический звук-перепляс  лошадиных копыт, который нет сил  слышать на своей земле старшему Мелехову.

Во второй главе части шестой третьей книги романа к внутренним страданиям шолоховского персонажа  присоединяет свою горечь и сам Шолохов, что говорит о единстве душевных переживаний героя и автора:  «С Дона через Украину катились красные составы вагонов, увозя в Германию пшеничную муку, яйца, масло, быков.  На площадках стояли немцы в бескозырках, в сине-серых куртках, с привинченными к винтовкам штыками.

Добротные, жёлтой кожи, немецкие сапоги с окованными по износ каблуками трамбовали донские шляхи, баварская конница поила лошадей в Дону». [3, с. 11]

Степана Астахова, в отличие от других шолоховских героев, на родине никто не ждал. Но в томлении о ней и тоске бездомности стремится он  из далёкой Германии в родные места, туда, где льётся кровь, где у него никого не осталось.

 Скупо ведет он разговор по дороге домой с Мишкой Кошевым (кн. 3, ч. 6, гл. VI):

« - Откель же вы взялись, Степан Андреич? -  радостно допытывался Мишка.

- Из Германии. Выбрался вот на родину.

- Как же наши казаки гутарили: мол, убили на наших глазах Степана?

Степан отвечал сдержанно, ровно, словно тяготясь расспросами:

- Ранили в двух местах, а казаки… Что казаки? Бросили они меня… Попал в плен… Немцы вылечили, послали на работу…

- Писем от вас не было вроде…

- Писать некому. – Степан бросил окурок и сейчас же закурил вторую сигару.

- А жене? Супруга ваша живая, здоровая.

- Я ведь с ней не жил, -  известно, кажется.

Голос Степана звучал сухо, ни одной теплой нотки не вкралось в него. Упоминание о жене его не взволновало.

- Что же, не скучали в чужой стороне? – жадно пытал Мишка, почти ложась грудью на луку.

- Вначале скучал, а потом привык. Мне хорошо жилось. – Помолчав, добавил: - Хотел совсем остаться в Германии, в подданство перейти. Но вот домой потянуло – бросил все, поехал.

Степан, в первый раз смягчив черствые излучины в углах глаз, улыбнулся». [3, с. 44-45]

Вот оно неизъяснимое, мистическое, непонятое никем в мире, предельно скупое: «домой потянуло – бросил все, поехал». Это чувство трудно объяснить. Оно не поддается логике и здравому смыслу. Немец, англичанин или француз не смогли бы вести себя так, может быть, поэтому и возник миф о загадочной русской душе. Этот эпизод приезда Степана домой заставляет читателя задуматься   о системе ценностей русского человека. Художественный приём контрастного построения речи персонажа, используемый Шолоховым, усиливает лирическое воздействие его слов на сознание читателя.

Вот слова Степана о событиях жизни на родине: «Что казаки? Бросили они меня…», «Писать некому», «Я ведь с ней не жил».

А вот  - на чужбине: «Немцы вылечили, послали на работу…», «Мне хорошо жилось».

И вдруг: «…домой потянуло – бросил все, поехал».

В Германии сытно, но даже далёкий от тонких душевных переживаний Степан Астахов не выдерживает бюргерского духа Запада. Родина  для него, как и для всех русских людей, там, где его дом, род, народ. Примечателен тот факт, что в традициях русского народа помнить всех своих сынов. Понимание этого присутствует и в каждом отдельном человеке, который чувствует эту мистическую связь, эту величайшую ответственность, свойственную русскому человеку («… А без меня народ неполный»).  И хоть вся речь Степана говорит о том, что некому его помнить на родине, не к кому возвращаться, Шолохов подчёркивает, что незримая ниточка духовной связи героя с народом не оборвана.  За него, давно похороненного, идёт молитва: молятся хуторские старухи, потому что по русской православной традиции: у Бога все живы. «Приезд Степана Астахова взволновал весь хутор: в каждом курене, на каждом гумне об этом только и говорили. Приехал казак, давно похороненный, записанный лишь у старух, да и то «за упокой», о ком уже почти забыли. Это ли не диво?

Степан остановился у Аникушкиной жены, снес в хату свои пожитки и, пока хозяйка собирала ему вечерять, пошел к своему дому. Тяжелым хозяйским шагом долго мерил увитый белым светом месяца баз, заходил под навесы полуразрушенных сараев, оглядывал дом, качал сохи плетней… У Аникушкиной бабы давно уж остыла на столе яичница, а Степан все еще осматривал свое затравевшее поместье, похрустывая пальцами, и что-то невнятно, как косноязычный, бормотал». [3, с. 46]

Переживание героем чувства возвращения домой настолько сильно, что у него происходит даже расстройство речи («как косноязычный, бормотал»).

В этих картинах возвращения домой персонажей донской эпопеи, отношения героев к врагам родной земли Шолохов сумел достичь глубокого лиризма в передаче  их душевных состояний,  используя один из лирических приемов народной поэзии: выражать эти состояния действиями персонажей. Но эти действия у Шолохова выражаются по-своему: выдержанно, лаконично, зримо, сжато. И поэтому они получают дополнительную поэтическую ценность, раскрывают душевную драму героев, вызывая в читателе ответное сопереживание.

Душевная связь с родиной разрывается, когда герои «Тихого Дона» находятся вдали от всего родного, кровного. По-иному воспринимают они  незнакомый  мир: «Искромсанная лезвиями чахлых лесков, лежала чужая, польская, земля. Парился хмурый тёплый день, и  солнце, тоже как будто не донское, бродило где-то за кисейною занавесью сплошных туч». [1, с. 195]

«Соленый, густой, холодный ветер дул с моря. Запах неведомых чужих земель нес он к берегу. Но для донцов не только ветер - все было чужое, неродное в этом скучном, пронизанном сквозняками, приморском городке. Стояли они на молу сплошной сгрудившейся массой, ждали погрузки... Сквозь тучу глядело на землю негреющее солнце. Зловещая тишина стояла на пристанях». [3., с. 518]

Тема родной земли  у Шолохова неразрывно связана с темой её защиты, потребностью жертвенного служения ей. Не раз прозвучит в шолоховском тексте призыв к защите Отечества, о выполнении воинского долга:

«…старик в зипуне нараспашку, без шапки, с потным, красным лицом и рассыпанными по лбу седыми кудрями, молодецки осадил лошадь; до отказа откидываясь назад, вытянул вперед правую руку.

- Что ж вы, казаки, стоите на проулках, как бабы?! – плачуще крикнул он. Злые слёзы рвали его голос, волнение трясло багровые щёки…

- Что вы стоите, сыны Тихого Дона?! – ещё раз крикнул старик, переводя глаза с Григория на остальных. - Отцов и дедов ваших расстреливают, имущество ваше забирают, над вашей верой смеются... Встаньте! Возьмитесь за оружию! Хутор Кривской послал нас подымать хутора. На конь, казаки, покуда не поздно» [3, с. 138].

Писатель использует в речи безымянного старика, образ которого формирует  в сознании читателя совокупный образ казачества,  риторические обращения к группе казаков и перифраз, называя их «сынами Тихого Дона». Автор романа максимально усиливает с помощью  приёма восходящей градации эмоциональное воздействие строк на сознание казаков:

« - Отцов и дедов ваших расстреливают, имущество ваше забирают, над вашей верой смеются...», внушая им мысль о защите родных, обнажая смысл их существования как защитников родной земли. 

Уже в рассказе «Чужая кровь» появится у Шолохова призыв к казакам служить честно, постоять за родную землю. «Служи, как отец твой служил, войско казацкое и  тихий Дон не страми!», - скажет дед Гаврила Петру, отправляющемуся на службу» [7, с. 284].

Напоминание о воинском долге, свято выполнявшемся с древних времен казаками,  прозвучит и в другом эпизоде романа. Вот через хутор Татарский проходят казаки войсковой батареи, и пожилой вахмистр, обращаясь к Мелеховым с просьбой о помощи выручить войсковое орудие, будит в  них самое сокровенное:

« - Что ж вы, братцы! – Вахмистр, как волк, не поворачивая шеи, оглядел всех. Голос его будто помолодел и выпрямился.  – Аль вы не казаки?  Значит, нехай пропадает войсковое имущество? Я за командира батареи остался, офицеры разбежались, неделю вот с коня не схожу, обморозился, пальцы на ноге поотпали. Но я жизни решуся, а батарею не брошу. А вы… Вслед ему Григорий глядел почтительно, с недоверчивым изумлением. Петро подошёл, пожевал ус и, словно отвечая на мысли Григория, сказал:

- Кабы все такие были! Как надо тихий Дон-то оборонять!» [3, с. 88]

Интересно, что многие советские люди обращались к творчеству М.А. Шолохова в трудные годы испытаний, выпавших на их долю в годы Великой Отечественной войны. «Когда началась Великая Отечественная война, многие из нас, - вспоминал донской старожил В. Моложавенко, - уходили на фронт с «Тихим Доном в вещевых мешках и полевых сумках и пронесли эту книгу через фронты и госпитали… Друг моего детства Володька Шевченко… не раз вспоминал, как в перерывах между боями читали они Шолохова… А уж после войны я видел в маленьком прикарпатском городке в местном музее томик «Тихого Дона», пробитый осколком, с потемневшими пятнами крови на страницах. Лежала в этой раненой книжке крохотная закладка – метёлочка пушистого ковыля. И на ней тоже запеклась кровь». [4, с. 61]

Разумеется, обращение к страницам «Тихого Дона» такого огромного количества фронтовиков не могло быть   случайным. Эти и другие шолоховские строки способствовали подъему духа, воли и достоинства народа в годину военного лихолетья,  обостряли чувство долга, национального единения и соборности, причастности ко всему тому, чем живёт Отчизна, звали на защиту родной земли.

Интересное свидетельство Павла Кудинова, командующего повстанческой армией на Дону,  о том, как роман Шолохова способствовал победам в Великую Отечественную, мы находим в биографическом описании «Шолохов» В. Осипова.  Он приводит признание от имени тех, кого фашисты вербовали в спецдивизии: «Те казаки, кто читал роман М. Шолохова, как Откровение Иоанна, кто рыдал над его страницами и рвал свои седые волосы (а таких было тысячи), – эти люди в 1941 году воевать против Советской власти не могли…». Многие мысли романа стали созвучны воюющим в эту лихую для родины годину; они натыкались на такие в нём речения, которые сами в душу просились: «Помните одно: хочешь быть живым, из смертного боя живым выйтить – надо человеческую правду блюсть» (Кн. 1, ч. 3, гл. VI) или  - «Поднявший меч бранный от меча да погибнет. Истинно» (Кн.3, ч.6, гл. XLVI). [8, с. 318]

Перечитывая роман «Тихий Дон» в наши дни, изучая его со старшеклассниками на уроках, понимаешь, какая духовная глубина и содержательность чувства родины заключается в его страницах, какие неисчерпаемые возможности для пробуждения этого чувства и  любви к Отечеству для оскудевшей в современное время души человека таят эти строки!  Они незримо проникают в сердце и соприкасаются с тем глубоким и сокровенным в русской душе, что никогда не обмелеет, что таится в такой глубине сердечной; что, на первый взгляд,  может показаться, что там и нет ничего, и что полноводным потоком вдруг поднимается в те самые минуты, когда ты читаешь незабываемые  и неизбывные шолоховские строки, и просится слезами на глаза, и наполняет душу тёплым чувством сопричастности и причащения к отеческим местам, ответственности за родное Отечество. 

"Мы переживаем тяжкое, болезненное время, когда чувство любви к Отечеству подрывается множеством деморализующих влияний. Мучительно это время бесконечных бедствий, нас охвативших... Но можно сказать, что ничто не потеряно у людей, если они сберегут чувство любви к Отечеству. Все можно исправить и воскресить, если у нас сохраняется любовь к Отечеству. Но все погибло, если мы допустим ей рухнуть в сердце нашем". [9, http://rys-arhipelag.ucoz.ru›]

Эти строки Л. Тихомирова, написанные в 1907 году, сегодня, как никогда, современны. Современен, как никогда, и роман М.А. Шолохова «Тихий Дон». Нетленны страницы донской эпопеи, пробуждающие и восстанавливающие в человеке «глубинную и искреннюю связь с жизнью своего народа, с его историей, с его утратами и обретениями. Вряд ли кто усомнится в том, что для Шолохова эти ценности имеют особую значимость. Они кажутся читателям шолоховских книг столь же естественными, как воздух для человека дышащего» [2, с. 69]

 

Примечания.

1. Шолохов М.А. Тихий Дон. Роман в четырех книгах. Книги первая и вторая. М., Художественная литература. 1991.

2. Дворяшин Ю.А. «М. Шолохов в защите национальных ценностей. // Самобытность таланта (творческая индивидуальность писателя и литературный процесс). Вып. 3.  – Сургут: РИО СурГПУ, 2006. – 90с.

3. Шолохов М.А. Тихий Дон. Роман в четырех книгах. Книги третья и четвертая. М., Художественная литература. 1991.

4. Моложавенко В.С. Чир-казачья река / Предисл. С. Семанова. – М.: Мол. гвардия, 1988. – 144с., ил.

5. Феллер В.В «Новый русский византизм» (Опыт интуитивного и эстетического синтеза)  Режим доступа: http:// f/feller_wiktor_walentinowich

6. Алексеев М.Н. Меж дней бегущих. – М.: Современник, 1986, - 447с

7. Шолохов М.А. Донские рассказы. Москва «Художественная литература». 1980.

8. Осипов В.О. Шолохов. – М.: Мол.гвардия, 2005. - 628[12]с.: ил. – (Жизнь замечат. людей: Сер. биогр.; Вып. 939). 

8. Тихомиров Л.А. . Что такое Отечество?  Ч. 2. Статья. Русский гуманитарный интернет-университет. Режим доступа: http:// i-u.rubiblio/archive/tihomirov_chto/