Благая весть. О творчестве В.Н. Крупина.  08.05.2011 08:49

Наверное, у каждого из нас в жизни так же, как и у героев Владимира  Крупина, бывают в жизни моменты, когда вдруг дрогнет сердце, и ты понимаешь, что надо ехать, надо успеть туда, где родились, росли и обживали свою судьбу давшие тебе жизнь родители. Вот и меня прошедшим летом вдруг потянуло в те места, где родились и жили моя прабабка Евдокия Лычкина, по сельскому Духара,   да мой прадед Пётр со своими четырьмя детьми. Всех четверых да бабку Дуню, по счастью, я застала живыми. Всплыло, нахлынуло: как будто увидела вдруг  глухонемого деда Ивана, который однажды достал меня из пересохшего колодца, в который я свалилась, бегая с детьми на колхозную ферму смотреть ласточкиных птенцов.  Хоть твердила прабабка, чтобы мы не смели подходить к гнёздам – бросят ласточки своих деток, непослушная, я задержалась на ферме и вытащила одного птенчика из гнезда. Догоняя ребят, пряча в подоле осиротевшего птенца, я и не заметила, как свалилась в старый колодец. Наревевшись вдосталь, насидевшись в темноте, я вдруг услышала знакомое: «Аба-ба, аба-ба»! Заметив, что уже темнеет, а девочки нет дома, дед Иван пошёл на поиски и вытащил меня из колодца. Каким чудом при падении не раздавила я птенца, не знаю. Всю дорогу, пока мы шли с ним назад на ферму относить ласточкам их малыша, дядька смотрел на меня с укором и ругался, глядя на птенца: «Аба-ба, аба-ба»! А когда мы с ним сунули в гнездо птичку, и я заревела, вспомнив бабкины слова о том, что теперь ласточка бросит своего птенца, он обнял меня, жалеючи, прижал к себе, горестно абабакнул ещё раз и  мы пошли с ним на хутор, домой.

Второй прабабкин сын Алексей в Отечественную войну воевал командиром роты, попал в окружение и отсидел за это двенадцать лет на Колыме. Мне было всего шесть лет, но я хорошо помню, тот осенний день, когда в шестьдесят седьмом году он вернулся из заключения и привёз с собой жену Лиду, учительницу начальных классов, которая пошила его сёстрам, а моим бабкам, из диковинного тогда креп-жоржета нарядные платья. Баба Дуня, глядя на это баловство, спрашивала дочерей: «Вы куда в них ходить будете»? А хуторские, переспрашивая название материала, говорили: «Ну, девки, ваши платьям сносу не будет».  Перепало и мне  в те счастливые дни возвращения сына прабабки домой: тётка Лида подарила мне плюшевую пальтушечку, на  которую долго ещё  я не могла налюбоваться.

Позже, когда мы подросли, дед Алексей собирал всю хуторскую ребятню и вёл нас в займище собирать дрова для бани.  На полянке мы вытаскивали  из дырявого ведра с верёвкой вместо ручки картошку и лук, чтобы  запечь их в костре и разговаривали. Дед называл эти разговоры уважительным словом  «беседа».

«Деревья в лесу,  - говорил он, - как  люди. Все разные. Глядишь: человек с виду белый да крепкий, а заглянешь внутрь: сор один, труха». То, что он говорил, нам было понятно. Собирая в лесу ветки на костёр, мы приносили на поляну целые деревья. На самом деле это была только кора берёзы, сохранившая форму ствола. В лесу со стороны кажется: дерево лежит. Подойдёшь поближе, поднимешь за один конец, встряхнёшь, а там одна сухая тёмная труха. Выбьешь её  и несёшь такой вот пустой цилиндр коры к костру.

Пока ребятня таскала кору на растопку, дед приносил из подлеска небольшие деревья. «Вот,  - указывал он на молодую поросль перед ним, - кажется, крепко деревце стоит, а легко вытащить». «Смотри, - дед  без усилия вытаскивал из земли деревца и продолжал, - почему легко? Корень сгнил, нет корня. Так и человек без роду, без племени. Ткни его легонько, он и повалится». Не помню, эти ли слова в точности говорил дед (сколько времени прошло), но смысл был таким.

Будучи в детстве неуживчивой и обидчивой, я часто прибегала с улицы, плакала, жаловалась на соседских ребят. «Спроси с себя – и хватит с тебя», - говорил тогда мне дед. Прабабка была богомольна, и дед всегда шутил, когда она доставала молитвослов и шла к иконам: «Ну вот, наша мать достала своё средство связи». А когда прабабушка звала нас молиться, мы всегда старались удрать, и я – первая. Дед тогда говорил: «Оставь их, мама, невольник – не богомольник».

А вспомнила я всё это так отчётливо неспроста, а вот при каких обстоятельствах. В те места, где прошло моё детство, где жили дорогие моему сердцу люди, я собиралась каждый год, но всё как-то не получалось. А прошедшим летом точно решила: «Поеду». Но опять не получилось. Испугалась поездов, автобусов, пересадок.

А может,  время ещё не пришло. Всему ведь своё время. И какое счастье,  что именно тогда мне попался на глаза журнал «Наш современник» с рассказом Владимира  Крупина «Отец, я ещё здесь». Верно сказал Э. Хемингуэй: «Все хорошие книги сходны в одном, - когда вы дочитаете до конца, вам кажется, что всё это случилось с вами, и так оно всегда при вас останется: хорошее или плохое, восторги, печали и сожаления, люди и места…». Прочитала я рассказ и как будто на родине побывала. Перечитывала снова и каждой клеточкой сердца (ведь многое уже забылось) узнавала и свои родные места. Да и кто ж из  деревенских останется равнодушен к простой, казалось бы, картине: «Закрою глаза – черёмуха  цветёт  за околицей». (45)  Даже прабабкин дом был в точности таким же, как описал дом своего отца в восемь окон  Владимир  Крупин.      К точно такому же дому и вернулась прабабка Дуня в тридцать пятом. Тогда-то и узнала она, что раскулачили и сослали их напрасно. Позже из Москвы пришла бумага, из которой она узнала, что местные власти должны были возвратить им и дом, и хозяйство. Но она не стала и вспоминать про это: в их доме были уже колхозные ясли. Поставила она с глухонемым сыном да с двумя дочерьми глиняную  саманку в два окошечка и стала жить.

Не буду передавать содержание всего рассказа  Владимира  Крупина: думаю, оно хорошо известно всем. Но остановлюсь на нескольких моментах, которые взволновали меня, растревожили душу.

Вот писатель, измученный жарой и долгой дорогой, стоит у отчего дома. Глядя на «этот огромный на голом пространстве запущенной земли дом, без цветов на широких подоконниках, без тюлевых занавесок, с выбитыми стёклами, с крапивой под окнами вместо цветника» (48)  и думает, что приедет сюда жить, что вырвет его из лопухов и крапивы, изгородь и калитку изладит, баньку соорудит. Огород расширит, полы переберёт, окна обновит. Привезёт семью. И вдруг обрывает себя пронзительной мыслью: «…не занимайся фантазиями - ты последний раз в земной жизни стоишь у дома отца» (48).

Поразила сцена требовательной народной памяти, когда в магазине, древние старухи вспомнили о мальчишеских проделках героя рассказа.  Это - то спустя столько лет!

Пронзителен эпизод узнавания его старухой, шедшей около ветхих ворот крохотной избушки. Она вгляделась в писателя и уронила в траву поленья.

 « -  Яков Иваныч!

 - Внук, я внук!

 - Вылитый Яков Иваныч, - сказала она потрясённо» (49).

Этот дом, его неизбывное сиротство, эта потрясающая сцена с бабкой на деревенской заросшей травой улице,  вдруг оказались невероятно близкими, такими знакомыми, настолько узнаваемыми, что я заплакала навзрыд от нахлынувшей на меня памяти прошлого, от своего малодушия, которое остановило меня от поездки в родные места, от радости, что благодаря страницам этого рассказа я всё-таки почти что там  побывала.

Трогательны встреча героя с рекой: « такая была отрешённость, такая тишина, будто я прожил эти минуты не во времени, а в вечности» (51) , сцена его купания в реке Вятке, когда он вошёл в неё и трижды, будто в главную купель, окунулся. « Ты без меня текла и будешь течь, и обойдёшься без меня, а я без тебя не могу. Так я сказал своей реке» (54) .

Заканчивается рассказ разговором двух двоюродных братьев, героев рассказа, о теперешней нашей жизни.

« - Чего было не жить, -  горько говорил Гена…, - такие поля, такие луга. Рыбы всякой, что в реке, что в пруду, что в озёрах. Коров держали, овец, гусей на воде белым-бело, как снег. Жили-жили, дожили! … И всё порушили.… Иной раз думаю - кожа от головы отделяется: как же всё так, всё против нас? Одни тунеядцы живут, а работяг истребляют. Что хоть вы там, в Москве, своей головой думаете? …(53)

«Говорили у вас в армии, когда шли в самоволку… рубите лес - копай руду? В одни ж годы служили.

 - Говорили…

- Вот и копали, и рубили, а кто-то жрал да над нами издевался. Так же и сейчас, и всегда, так ведь?

- Ты же вечно жить не собираешься, - из последних сил закричал я. – На земле, по край ней мере, а? Вот и увидишь, как они там жрать будут...»…(55)

А потом герои рассказа топили баню, и я читала дальше и думала, что, наверное, вот эта вера народа в высшую справедливость, надежда на  Божий суд  и помогают русскому человеку смиряться с несправедливостью жизни, держаться на этой земле и жить в мире по совести…

И ещё я думала, о том,  как на следующий год я приеду в Углянку, где родилась и выросла моя  родня,  в старый хутор Камыши, на краю которого стояла, а может быть, ещё и стоит та ферма,  куда мы детьми бегали смотреть ласточек,  и будет всё именно так, как пишет Владимир  Крупин:

«Всё тоже небо будет светиться  над нами. Тот же запах мокрой крапивы, те же петушиные крики, тот же лай собак. Те же мы» (55).

Последние слова рассказа писателя Владимира Крупина удивительны:

«Гена вошёл с полными вёдрами, поставил на лавку.

 - Ты ведь в Иерусалиме был? Святая земля. Мне уж не побывать. И думать нечего.

 - Ты и так всю жизнь на святой земле прожил. На русской» (55).

Когда-то Иисус Христос сказал своим ученикам (имея в виду распространение благой вести) о том, что «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9, 37).

Спасибо Вам Владимир Николаевич, за то, что Вы всем своим талантом и словом несёте нам благую весть о Родине.

Низкий поклон Вам и всем русским писателям за истинно христианское служение своему народу на ниве духовного просвещения. За то, что подвигаете нас к тому «без чего нельзя, - по словам Валентина Распутина, -  возродиться в полноте любви – уметь обнаружить в себе за сердцем, перегоняющим кровь, ещё и иное сердце, непрекращающимися толчками подвигающее к Родине, к её неугасимому и спасительному теплу»¹.

 Литература

 Все тексты В. Крупина  даны со ссылкой на книгу: Крупин В. «Отец, я ещё здесь». Журнал «Наш современник», № 10, 2005. Страницы указаны в конце каждой цитаты.

1. Распутин В. Россия: дни и времена. Публицистика.  Иркутск: Издательство журнала «Сибирь» совместно с Товариществом «Письмена». 1993г. - Стр. 24.